Выдающаяся певица открыла в Москве Центр оперного пения
В воскресенье при большом стечении ближайших друзей Галины Павловны Вишневской и Мстислава Леопольдовича Ростроповича на Остоженке открылся Центр оперного пения Галины Вишневской. Поскольку самыми близкими и кровными друзьями становятся почти все, с кем Ростропович и Вишневская проводят кряду несколько часов, то народу набралось много. Среди приглашенных помимо мэра Юрия Лужкова ждали и подтвердившего свой приезд первого президента России Бориса Ельцина. Галина Вишневская не скрывает, что такой школы, как у нее, нет нигде в мире. В небольшом флигеле (который примыкает к целому кварталу, выстроенному по проекту архитекторов М.М. Посохина и А.А. Великанова), утверждает примадонна, есть все необходимое: зал с современной акустикой и новейшее оборудование. Еще до открытия она заявила, что основу расписания составят мастер-классы и консультации, причем вести их будут, в частности, Пласидо Доминго, Хосе Каррерас и Мирелла Френи. В понедельник в центре начнутся обычные занятия. В понедельник же сюда пустят первых журналистов и пройдет пресс-конференция. С корреспондентом «НГ» Галина Вишневская встретилась накануне официальной церемонии открытия.
— Галина Павловна! Скажите, программа вашего Центра оперного пения — это ваш уникальный опыт? То, что теперь называется «ноу-хау»?
— Без всяких «ноу-хау» — это опыт моей жизни, моей карьеры, моего искусства. Я сама, не окончив ничего, на практике все прошла. В 17 лет поступила на сцену, но у меня была природная постановка голоса. Я начала с оперетты, потом пела на эстраде. 8 лет пела на сцене перед тем, как пришла в театр! И в театр я пришла сценически абсолютно раскрепощенной и готовой выхватить из глотки у всех великих певцов, режиссеров, дирижеров все, что они мне говорили. Я уже знала, что мне нужно, и уже могла это усвоить и понять.
— Юрий Петрович Любимов любит шокировать словами о том, что опыт Станиславского — не более чем метод, годный для его, Станиславского, актеров. Ни для кого более. Знаменитые могут разве что рассказать о себе и своем уникальном опыте, а чтобы научить, нужны, наверное, преподаватели «на каждый день».
— Это не совсем, наверное, этично так говорить: преподаватели «на каждый день». Нужны преподаватели. Существует преподаватель пения, который ставит голос. Я тоже это умею делать. Но в данном случае я иду дальше. В России так много замечательных голосов — как нигде в мире! Я хочу открыть им тайны искусства.
Почему они с такими великолепными голосами не могут делать карьеру? Я знаю почему. И я хочу их научить тому, как надо вести себя на сцене… В 99% они понятия не имеют, что это такое, обладая при этом великолепным голосом.
— Скажите, это ваш личный проект или это ваш совместный проект с Ростроповичем?
— Нет, это абсолютно мой личный проект. Это же опыт моей жизни! Я пела на сцене 45 лет. И уже 10 лет не пою. Это — выношенная мною мечта. Я ведь очень много давала мастер-классов — и в Америке, и в Германии, и в Англии Везде, наверное, где я только не бывала. У меня такие приемы преподавания, что я могу моментально массу вещей изменить и исправить. И вот за две недели, кажется, что певец как будто раскрылся, как будто у него новый голос, пошло совершенно новое звучание, выстраивается тембр Но он уезжает. Все забывает. Старые привычки возвращаются, как правило. Две недели работы с певцом, даже когда он хватает все на лету, изменить его не могут. Я пришла к тому, что нужна своя школа. Не консерватория, у которой свой план работы и свои заботы, а именно такая школа, где надо делать репертуар с певцами, уже технически прилично подготовленными. Прилично. Мы научим их лучше петь.
— Я шел к вам в Центр оперного пения мимо паркетного магазина, супермаркета, мимо этажей с, вероятно, очень дорогими квартирами и все думал: «Где же здесь Центр оперного пения?» Принадлежит ли все это богатство вам, чтобы на эти деньги могла существовать ваша школа?
— Конечно, нет. Я к этому не имею никакого отношения. И почему вы пошли через паркетный магазин и еще какой-то маркет? Мой здесь только левый флигель, в котором мы сейчас сидим, без всяких рынков и жилых домов.
— Меня, признаюсь, поразило, что обучение у вас — бесплатное, как это было при советской власти.
— Да, здесь будет бесплатное обучение. 25 студентов будет содержать государство, а вернее, город Москва. Это государственное учреждение.
— И вы здесь будете тоже получать обыкновенную московскую зарплату?
— Да, конечно. Как все. Пенсию я уже получаю от Большого театра. Тысячу долларов. Простите — рублей, конечно! Я даже не знаю точно, сколько там отвалили мне. Но — как всем, так что я в курсе жизни России, знаю о ней не понаслышке. Знаю, что такое пенсия артиста, и знаю, как люди на нее ужасно живут.
— Вы и Ростропович до сих пор были знамениты как раз своими благотворительными акциями. Выходит, эта школа — очередная благотворительная акция?
— Ну, почему благотворительная акция?!. Хотя в конце концов это так. Я стараюсь меньше об этом говорить: эта школа должна была принадлежать мне, стать моей собственностью. Но я ее отдала городу. Вот и все. Называйте это как хотите — благотворительностью или просто жестом. Люди, которые строили этот дом, строили для меня и эту школу. На основе собственности. Мне эта собственность была не нужна. Когда она была построена, я пришла к Лужкову и сказала: «Юрий Михайлович! Хотите у меня взять школу — возьмите!» Взяли. Я очень рада.
— Вы успели сказать, что в этой школе великие будут преподавать и давать мастер-классы.
— Я надеюсь. Но только они не будут преподавать. И не сейчас — не начинать же с этого! В будущем мы будем приглашать известных артистов, и кто из них сможет, надеюсь, приедет дать свой мастер-класс. А преподавать у нас будут русские педагоги по вокалу — Ирина Ивановна Масленникова, Петр Ильич Скусниченко, который в консерватории ведет вокальный факультет, а также и другие. Ошеровский у нас будет вести режиссуру, Понькина мы пригласили работать дирижером. У нас много планов, поскольку это вообще новое дело и аналогов такой школе в мире нет. Многое будет меняться уже по ходу самой работы. Для меня ясно, что это ступень между консерваторией и оперным театром, вот это то звено, которое не заполнено. После консерватории певцы приходят в Большой Вообще — в театр, в любой, куда бы они не пришли, — и снова начинают учиться. Они могут в лучшем случае спеть арию. Если не фальшиво — значит, совсем уже хорошо. Это слишком мало для театра. В театр приходят, чтобы быть там артистом, создавать роли, спектакли. И надо быть готовым к тому, чтобы что-то получить от театра. А чтобы что-то получить от театра, надо быть оснащенным технически, чтобы взять от режиссеров, дирижеров то, что они могут дать. Когда приходили молодые певцы в Большой театр, они настолько терялись, сидели годами и ничего не делали или — на маленьких партиях теряли голоса. Единицы выбиваются и делают карьеру в конце концов! Большую, настоящую. В нашей школе молодой артист — прошедший конкурс, естественно, — будет готовить репертуар для оперного театра. Чтобы прийти в театр на прослушивание не с двумя ариями в кармане (и — все, больше он ничего не знает!), а уже имея репертуар, несколько партий, чтобы было видно, на что он способен. И видна была его перспектива. Придет уже артист!
— Вы берете тех, кто уже окончил консерваторию?
— В основном да. Это профессиональные люди, они в любом случае должны уже начинать карьеру. Я прослушала 160 человек и взяла 25, есть подготовительная группа — 8 или 10 человек. Эти 25 человек технически более или менее подготовлены. Чтобы научиться петь на сцене, надо уметь петь. Петь на сцене — это уже другое дело, это — продолжение. Что может от меня взять девочка, которая еще не умеет петь в 18 лет? Я могу ей дать очень много, я очень много знаю и умею, но я скажу ей: «Возьмите си-бемоль на пианиссимо». — «А как?..» Вот как спеть си-бемоль на пианиссимо, как я ей велю, она и должна пять лет учиться в консерватории. А я ее буду учить дальше мастерству. И, конечно, пению тоже. Как правило, они приходят с большими недостатками голосовыми. Придется их исправлять, естественно.
— И все-таки: какой-нибудь человек посмотрит на все это со стороны и скажет, что Вишневская-то сама нигде не училась, а вон достигла каких высот…
— Не хочешь учиться? Ну попробуй, стань. Может, что-нибудь получится, почему — нет?
— Такая школа, наверное, привязывает. Как теперь будет поделена ваша жизнь?
— Так и будет поделена. Я же все время приезжаю сюда. Сейчас я буду здесь, весь сентябрь буду работать. Уеду в Париж на месяц. Вернусь обратно. Так и буду: туда — туда.