Премьера «Бориса Годунова» в Центре оперного пения
Когда учебный театр, каковым является Центр оперного пения Галины Вишневской, берется за махину одной из самых популярных русских опер, его можно аттестовать двояко: он либо самоуверен и не понимает своих возможностей, либо действительно силен. Пестрые впечатления от премьеры больше склоняют ко второму.
«Борис…» случился не вдруг — эта опера в репертуаре Центра уже десятая, так что сценическому опыту студентов давно можно завидовать. А санитарный минимум качества был соблюден еще на уровне идеи, когда единственный в Москве инкубатор оперных певцов выбрал постановщиков. Здесь, признавая обаяние нерасчетливой страстности дирижера — литовца Гинтараса Ринкявичуса и внимания к артистам режиссера — македонца Ивана Поповски, пальму первенства все-таки стоит отдать художнику Валерию Левенталю. Он не подарил постановке великих открытий, но справился с невозможной задачей: его громадный крест с парафразом узнаваемых икон собрал и организовал пространство плоской сцены и задал спектаклю направление, о котором позже. Когда в основании креста открывались царские врата, народ славил царя Бориса, а в другой сцене под сенью его крыльев умещались то каморка Пимена, то кремлевские палаты. Для скромной по размерам площадки было также важно, что условная сценография смотрелась не бедной, а исчерпывающей да еще и конструктивной, позволяющей в секунды превратить молебенный помост в лавки корчмы.
Главная цель «Бориса…», ради чего он и затевался, — помочь приобрести сценический опыт студентам Центра, будущим певцам оперных театров. Опера Мусоргского в этом смысле опыт очень серьезный вне зависимости от объема роли. Хорошо показался хор — к массовым сценам могут присмотреться специалисты РПЦ. Среди солистов оказались на высоте степенный Борис — Алексей Тихомиров, что вполне ожидаемо, и бражный Варлаам — Евгений Плеханов, хвастнувший еще и сценодвижением. Женские партии, за скромность которых композитора упрекали еще при жизни, оставили странное впечатление — дочь Бориса Ксения (Мария Макарова) и Хозяйка корчмы (Анна Фатеева) непостижимым образом воскрешали манеру Вишневской; и каким образом она прорастает во «внучатых племянницах» Галины Павловны — вопрос профессиональной наследственности.
Параллельно с функцией воспитания оперного артиста театр справился с еще одной задачей — подрастил студентам смену. Да, не каждый из дюжины играющих посадских или убитого царевича детей захочет стать профессионалом, но пресловутым «простым потребителем» уже не станет точно.
И вот ведь парадокс. То, что вызывало самые большие сомнения — размер театра и формат ученической труппы, — сыграло спектаклю на руку. Даже выгодно отличило его от помпезной, душной недавней премьеры Большого театра с тем же названием. Студенты возмещали отсутствие опыта стремлением выложиться до конца. А размер не Большого театра, так профессионально обыгранный Левенталем, превратил громаду четырехчастной оперы в психологическую драму — камерную и сакральную. Оказалось, не важно, что соболя на боярах не похожи на соболей. Важно, что на молитвенных песнях хора хорошо думается о смутных временах.