+7 (495) 637 77 03

+7 (495) 637 75 96

EN

Интервью


«НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ»

За оперу под фонограмму нужно сажать в тюрьму

Ольга Романцова

22 октября 2010

В понедельник оперная певица и педагог Галина Вишневская отметит свой день рождения. По традиции будут звучать поздравления от первых лиц страны и, возможно, от Большого театра, где прима служила долгие годы. Однако сегодня ее отношения с главным музыкальным театром по-прежнему не самые лучшие. О том, почему так сложилось, а также о других проблемах современной культуры и образования Галина ВИШНЕВСКАЯ рассказала в интервью «Новым Известиям». 
– Галина Павловна, ваш Центр оперного пения существует уже восемь лет. Причем поступают туда ребята, окончившие консерваторию. Чем он отличается от стажерских групп, которые существуют при театрах? 
– Стажерские группы существовали и в мое время, но театр – это машина, работа которой должна быть хорошо налажена, а молодежью надо заниматься специально, отдельно и готовить ее к оперной сцене. В нашей школе для этого созданы специальные условия, которых нет нигде. Принимая новых учеников, мы занимаемся с ними два-три года. В первый год нужно настроить их вокальный аппарат, потому что все приходят с массой технических проблем и раздрызганными голосами, параллельно они учат оперные партии, создавая свой репертуар. Со второго года они начинают участвовать в оперных спектаклях. У нас есть для этого сцена, театральный зал, полноценный оркестр.

– К вам поступают очень одаренные ребята. Получается, что вы никогда не отчисляете своих «рафинированных» студентов… 
– Конечно, отчисляю. Это больно, но зачем калечить человеку судьбу? Мужчинам я всегда говорю прямо: «Не можешь работать так, как мы предлагаем, выполнять то, что мы требуем, – прекращай петь, пока тебе не исполнилось 35 лет. Уйди и займись чем-нибудь другим. Зачем тратить время педагогов, если у тебя хороший голос, но ты физически и духовно не приспособлен к тому, чтобы сделать карьеру?»

– Часто бывает, что голос подводит оперного певца: например, нужно участвовать в спектакле, а по состоянию здоровья не можешь идти на сцену? 
– В жизни певца это случается гораздо чаще, чем представляют себе зрители. Думаете, выходить на сцену – это большое счастье? Бывает, что это мука. Но ты должен выйти и спеть, потому что ты профессионал. Это только любительница в салоне может сказать: «Я не хочу петь и не буду». Ее все упрашивают: «Марья Ивановна, душенька, спойте!» А она капризничает: «Нет, не уговаривайте, я сегодня не в голосе». Певице надо выходить на сцену и петь, хочет она этого или не хочет. Балерины танцуют независимо от того, хочется им этого или нет. Да и драматическим актрисам не всегда хочется играть на сцене.

– Вы следите за судьбами своих учеников, уехавших на Запад? 
– Слежу. Причем судьбы их складываются неплохо. Но я считаю, что молодым певцам надо ехать не на Запад, а в российскую провинцию, чтобы набираться опыта. Никто их сразу не выпустит на сцену «Ла Скала» или «Метрополитен-опера». В советское время артисты сначала работали в провинциальных театрах. Половина труппы Большого театра состояла из тех, кто начинал работу в свердловской опере, в Новосибирске, в Саратове и так далее. В Большой они приходили с подготовленным репертуаром.

– Театральные деятели жалуются: мол, государство мало выделяет средств на культуру. Как Центру оперного пения удается в этой ситуации выпускать премьеры? 
– Наша школа – бюджетное учреждение, и, конечно, средств нам выделяют немного. Но мы пока справляемся. Если мы выпускаем новую постановку, нам помогает Министерство культуры. Конечно, если бы оно давало больше, было бы лучше.

– Считается, что искусство и коммерция несовместимы. А у вас кто-нибудь учится на платной основе? 
– Да, мы набираем группу из восьми – десяти человек для того, чтобы этими деньгами материально поддержать педагогов. Диплома такие ученики не получают, а получают только документ, что занимались в Центре оперного пения. На мой взгляд, вопрос, какой документ выдавать студенту платного отделения, пора серьезно обсудить. Знаете, несколько лет подряд я была председателем на Ярмарке певцов в Екатеринбурге, куда приезжают набирать певцов директора оперных театров и дирижеры со всей страны. Бывали такие случаи, что некоторых певцов просто физически невозможно было слушать, не голос, а что-то страшное! Берешь его досье, а там написано, что у него высшее образование. Он окончил консерваторию, класс оперного и сольного пения. Он абсолютно не имеет никакого отношения к профессии певца, просто не умеет петь, но у него есть диплом. Начинаю выяснять, почему так получилось, и оказывается, что на самом деле этот молодой человек окончил платное отделение консерватории. Но в дипломе-то об этом не сказано. Понятно, что, если закрыть платные отделения, педагогам не на что будет существовать. Слишком маленькие у них зарплаты, и, в конце концов, профессия должна давать возможность заработать на хлеб. Поэтому я никогда не скажу, что платных учеников брать нельзя. Но считаю, что им нельзя давать диплом консерватории. Ведь имея этот диплом, выпускник сможет преподавать пение во всех высших учебных заведениях! Представляете, сколько голосов он погубит?!

– В каком состоянии, по-вашему, сейчас находится оперный театр в России и за рубежом? 
– Оперный театр сейчас переживает непростые времена. В основном из-за режиссеров. Они открыто издеваются над великими произведениями. Мне хочется сказать таким режиссерам: «Если вы не можете ставить оперы, оставьте их в покое!» Кстати, на Западе подобных режиссеров еще больше, чем в России. Мне рассказывали, что в Барселоне поставили «Бал-маскарад» Верди, в котором тенор поет свою главную арию, сидя на унитазе. Скажите, много ли нужно таланта, чтобы усадить оперного певца на унитаз? Но этих режиссеров приглашают на постановки оперные театры, они получают за это деньги. На премьере будет скандал, благодаря этому к режиссеру придет скандальная известность. Так они существуют на протяжении многих лет. Публика тоже не возмущается: она сейчас очень неразборчива. Мне рассказывали, что недавно в Костроме театр «Новая опера» давал «Хованщину» под фонограмму.

– То есть певцы пели под фонограмму записи оркестра? 
– Нет, звучала фонограмма всей оперы. Исполнители просто двигались под музыку, разевая рты, и делали вид, что поют. По-моему, это преступление, за которое нужно сажать в тюрьму. Они обворовывают публику.

– Несколько лет назад вы сыграли маму солдата в фильме Александра Сокурова и говорили, что довольны творчеством этого режиссера. А посмотрели ли вы оперу «Борис Годунов», которую Сокуров поставил в Большом театре? 
– В этом спектакле мне многое понравилось, но мне показалось, что артисты не дотянули до замысла режиссера и не до конца поняли, о чем ставит спектакль Сокуров. Он придумал очень много интересных деталей, воспринимая оперу, как режиссер кино. Но артистам, как мне кажется, не всегда было понятно, что они делают. Если говорить о том, как оперу исполнили с вокальной точки зрения, то в каком состоянии находится сейчас Большой театр, в таком певческом состоянии находится и «Борис Годунов».

– А что вы можете сказать про последние оперные премьеры в Большом театре – «Воццека» и «Летучую мышь»? 
– Нет, я не могу ходить в этот театр, не могу этого видеть. Мне становится плохо от того, что происходит на сцене.

– Вы регулярно проводите в Москве конкурс оперного пения. А сами участвовали когда-нибудь в подобных конкурсах? 
– Нет, не люблю конкурсов и сама ни в одном конкурсе не участвовала. Единственным конкурсом в моей жизни был Большой театр. Но я понимаю, что молодым певцам участие в конкурсах приносит пользу.

– Как вы относитесь к новейшим техническим достижениям: к компьютерам, Интернету? 
– Совершенно никак, я в них ничего не понимаю. Катастрофически. Даже если мне нужно нажать кнопку на каком-нибудь аппарате, я напряжена, начинаю волноваться и обязательно в последнюю секунду нажму не туда.

– Весной в Москве появился музыкальный фестиваль «Неделя Ростроповича», недавно состоялся и очередной фестиваль мастер-классов «Слава Маэстро!» памяти Мстислава Ростроповича. Вы принимаете участие в их организации? 
– Организацией этих фестивалей занимается моя дочь Ольга Ростропович, но я всегда ей помогаю. Она советуется со мной, обсуждает планы. Оля – молодец, она оказалась очень способным организатором, она может взяться за любое дело и идти к цели, добиваясь своего.

– Кто-нибудь из ваших внуков занимается всерьез пением или музыкой? 
– Всерьез – нет. Для того чтобы дети занимались музыкой, надо, чтобы родители их к этому подталкивали или чтобы на это их настраивала атмосфера в семье. Своих дочерей мы особо не подталкивали. Но у нас дома все время звучала музыка, они жили в музыкальном кругу. К нам приходили Рихтер, Коган, Гилельс, Шостакович. Вокруг все время музицировали или разговаривали о музыке. Поэтому дочери с удовольствием пошли по нашим стопам. На Западе жизнь совсем другая. Выехав за границу, мы направились в разные стороны: у меня контракты в одном театре, у Славы – в другом, дочери учились в школе, и мы месяцами не виделись. Внуки тоже учились в школе, подолгу не бывая дома. Поэтому не было атмосферы музыкальной семьи. Ни Ольга, ни младшая дочь Елена не настаивали на занятиях музыкой, а само собой это увлечение родиться не могло.

– Хорошо ли ваши внуки говорят по-русски? 
– Очень плохо говорят, и мне жаль, что так получилось, но что поделаешь? Они ведь живут за границей. Они говорили по-русски как на своем родном языке, абсолютно чисто и без всякого акцента, пока не пошли в школу. Потому что мамы – мои дочери, говорили дома с ними только по-русски. Потом они пошли в школу, и разговоры по-русски закончились. Они разговаривают между собой по-английски, по-французски и по-итальянски. Дома говорят по-английски. Так определила судьба и советская власть. Поэтому у меня так и нет русского паспорта. Был указ правительства России о том, чтобы мне и Ростроповичу вернули российское гражданство, но ведь семья моя не здесь, а там. Поэтому у меня до сих пор паспорт Монако и Швейцарии. Мало ли что случится. Ведь дети и внуки мои не в России.

справка 
Оперная певица Галина ВИШНЕВСКАЯ родилась 25 октября 1926 года в Ленинграде. Пережила блокаду.
С 1944 года – артистка Ленинградского областного театра оперетты, затем работала в Ленинградской филармонии.
В 1952 году стала солисткой Большого театра, где исполняла ведущие партии. Ее голос уникален – лирико-колоратурное сопрано обширного диапазона. Снималась в фильмах «Катерина Измайлова» (1966), «Провинциальный бенефис» (1993), «Александра» (2007). В 1959 году вышла замуж за Мстислава Ростроповича. В 1974 году вместе с ним покинула СССР. В 1978-м супругов лишили советского гражданства (восстановлено в 1990 году). В 2002 году продали имение в США и вернулись на родину. В годы эмиграции Вишневская пела на крупнейших сценах мира – в «Ковент-Гардене», «Метрополитен-опера», «Гранд Опера», «Ла Скала». Теперь занимается педагогической и благотворительной деятельностью. В 2002 году в Москве был открыт Центр оперного пения Галины Вишневской. Народная артистка СССР (1966). Кавалер французского ордена Почетного легиона (1983).