В год 85-летия Галины ВИШНЕВСКОЙ возглавляемый ею Центр оперного пения привез в Петербург свою последнюю премьеру – оперу «Борис Годунов» Мусоргского в постановке Ивана Поповски, которую представит сегодня на сцене Эрмитажного театра. Накануне гастролей знаменитая русская певица побеседовала с музыковедом Владимиром ДУДИНЫМ.
– Галина Павловна, как вы себя чувствуете?
– Спасибо, неплохо. А что мне делать? Надо жить. Я рада, что могу приносить пользу по мере сил, которых у меня еще достаточно, чтобы передавать умения, которые достались мне от незабвенных учителей. В Оперном центре у меня тридцать учеников – это огромная работа.
– Почему вы привезли к нам именно «Бориса Годунова»?
– Это последняя премьера, которую выпустил наш центр, и я считаю, что спектакль получился очень удачным.
– Марину Мнишек вы когда-нибудь пели в этой опере?
– На сцене я ее не исполняла никогда, только записывала – в Вене с Караяном, где Бориса пел Николай Гяуров, а позже записала еще под управлением Ростроповича, там заглавную партию исполнил Руджеро Раймонди.
– Какие впечатления остались у вас от сотрудничества с такими исполнительскими величинами?
– Особых потрясений, если честно, я не испытала. Испытывать потрясения – удел публики, а для нас это была работа.
– Когда-то Бориса пели Шаляпин, Рейзен, Пирогов. Какие Борисы в вашем Оперном центре?
– Сравнивать наших исполнителей с вышеупомянутыми великими артистами нет смысла, прежде всего потому, что у нас – студенческий спектакль. У нас два молодых Бориса – Алексей Тихомиров, которого мы взяли по окончании Казанской консерватории, и второй – Руслан Розыев, который добился здесь немалых успехов. Мы подготовили первую редакцию, изначально задуманную Мусоргским, которую я считаю лучше второй – в шести картинах, без Польского акта и Сцены под Кромами, которые были дописаны им по требованию Дирекции императорских театров. Режиссер Иван Поповски очень удачно и интересно решил ее в условиях небольшой сцены нашего Оперного центра, задействовав всего 30 исполнителей. Рассказывать подробности я бы не хотела – надо прийти и увидеть.
– Иван Поповски поставил в вашем Оперном центре четыре спектакля. Чем так пленил вас этот режиссер?
– Он очень вдумчивый, относящийся с уважением к тому, с чем имеет дело, и хорошо чувствует природу оперного театра.
– Кого из режиссеров, с которыми вы работали будучи солисткой Большого театра, вы сегодня ставите в пример молодым артистам?
– Я всю жизнь работала только с Борисом Покровским – больше ни с кем. Работа на Западе не в счет. Мне выпало счастье работать с ним 22 года. Все до единой роли я сделала с Покровским. После него ни с кем не могла работать, мне было неинтересно. Он был уникальным, неповторимым мастером. Как я могу сегодня соглашаться на какие-то эксперименты, о которых периодически слышу? Они меня оскорбляют, поэтому я не хожу в оперу. О пошлости в новом «Руслане и Людмиле» в Большом театре мне уже многое рассказали. Неужели 350 миллиардов, выделенных для реставрации исторической сцены, были потрачены, чтобы показать такую дешевку?
– Можно ли понять что-то в истории России, ознакомившись с оперой Мусоргского?
– Мусоргский, безусловно, хорошо знал русскую историю. Но в опере другие задачи, это прежде всего музыкальный спектакль. Рассматривать ее с точки зрения драмы нельзя. В опере композитор расставляет свои акценты, задавая интонацию, ритм, темп речи…
Кстати, «Бориса Годунова» Мусоргский писал в квартире, которая находится напротив нашего дома на Кутузовской набережной – через двор, на Шпалерной. Мы с Ростроповичем купили ее, расселив коммуналку, воссоздали интерьер. Но квартира, к сожалению, закрыта для посетителей. Как и квартира Шостаковича, которую мы подарили Петербургу в год 100-летия композитора, чтобы там был музей. Но мне вернули дарственную.
– Неужели город отказался от такого щедрого подарка?
– Увы, квартиру, где Дмитрий Дмитриевич написал оперу «Леди Макбет Мценского уезда», Петербург не принял в дар. Я с помощью секретаря нашего фонда Ларисы Чирковой воссоздала там интерьер с личными вещами композитора, его роялем, письменным столом, который стоял на даче в Жуковке, плакатами, афишами. Я была счастлива, что мы это сделали. Но приблизительно через полгода получила письмо из Министерства культуры о том, что возникли трудности, что квартиру не могут оформить как музей, потому что это жилой фонд, а должен быть нежилой. О переводе надо хлопотать – поехать туда-то, туда-то и туда-то. Но неужели я должна ходить по инстанциям и о чем-то просить? В результате мне вернули документы и квартира снова моя. Думаю, что буду договариваться с петербургской Консерваторией, чтобы они охраняли и сохраняли эту квартиру, и музыканты, студенты могли ходить туда на экскурсии.
– Недавно по телевидению был показан сериал «Фурцева», главную героиню которого вы знали лично. Как вы его оценили?
– Я посмотрела этот сериал с интересом. Знакомые все лица. Мне понравился и сценарий, и актриса, которая сыграла главную роль. Но все получилось как-то деликатненько – и негативные, и позитивные эпизоды нужно было укрупнить, показать больше правды. Все же Фурцева была не вертлявая и мелкая, но сильная, хваткая женщина, которая знала, что делала. Она не рюмочками – стаканами пила, по-настоящему пьяной появлялась на просмотре спектаклей, взятки брала. Все это было. Многие ее воспринимали как мать родную: она выслушивала всегда очень внимательно, глядя в глаза, уверяя, что можно «работать спокойно», – и делала ровно наоборот.
– Перед тем как прийти к вам, я побывал на «круглом столе», где обсуждался вопрос падения интереса широкой публики к классической музыке. В чем вы видите причину?
– Низкая образованность – одна из главных причин. Играют роль и отсутствие домашнего воспитания, и тот путь, по которому развивается искусство оперы, где хозяйничает режиссер, а не дирижер, а опера – это пение. Если человек не любит настоящее оперное пение – пусть идет в драматический театр, цирк, еще куда-нибудь, где ему нравится, а оперу оставит в покое. Опера – определенный жанр, не массовый, не для широкой публики, для истинных любителей, в чем я абсолютно убеждена. И незачем приноравливаться к публике, которая вообще не знает, что такое опера: публика сама должна прийти к этому, а не театр – опускаться до нее. Если в театрах недостаточно первоклассных певцов, значит, театров должно быть меньше. Середняк не сможет привести публику в театр, хотя на нем обычно держится труппа, как на фундаменте. На вершине все же должны быть персоны, личности.
– На закрытии конкурса «Санкт-Петербург», возглавляемого Ириной Богачевой, вы призвали молодых певцов добиваться мастерства в России и только потом выезжать покорять Запад. Однако молодые певцы стаями уезжают туда за достойными гонорарами.
– Да, это так, к сожалению. Хотя там они, за редким исключением, не становятся полноценными личностями. Там суровая школа. Но если вспомнить историю, в цар-ское время здесь, в Петербурге, пела вся Италия, получая золотом самые большие гонорары в мире. Стать личностью мешает и суета: мы не успеваем ни о чем подумать, одно впечатление теснит другое. На размышление не остается времени.
– Какой ваш рецепт сопротивления времени?
– Хорошие книги читать надо. Но как заставить молодого человека читать, если он вместо этого нажмет кнопку и получит всю интересующую его информацию?..