Париж — Безансон — Москва — Пермь: именно в этих городах и именно в такой последовательности в период с 16 по 24 октября прошла серия концертов в рамках весьма оригинального проекта «Неизвестный Шостакович», совместная идея которого принадлежит Елене Опорковой (директору Центра оперного пения Галины Вишневской), Жану-Луи Гаваторту (куратору направления классической и современной музыки национального французского агентства Culturesfrance) и Эмманюэлю Ондре (директору музыкально-художественного концертного комплекса Парижа «Город музыки» / Cite de la Musique). Главная задача этого международного проекта — французской публике открыть, а российской напомнить малоизвестные страницы оперного творчества Шостаковича, а также представить новые имена современного поколения русских и французских музыкантов. В один вечер вместе с незавершенными операми Шостаковича — «Игроками» и «Большой молнией» — прозвучал также Первый фортепианный концерт Равеля. Безусловно, соседство на одной сцене двух великих композиторских имен XX века оправдано не только с точки зрения «рамочной» включенности обсуждаемого проекта в более крупную культурную акцию «Год Франции в России — Год России во Франции», но также и с точки зрения удивительно органичного образного единения музыкально-выразительных стилей прозвучавших произведений, несмотря на абсолютно различные национально-творческие менталитеты их создателей.
Еще при деятельном участии Мстислава Ростроповича и с благословления вдовы композитора Ирины Шостакович, «Игроки» по одноименной комедии Гоголя и «Большая молния» на либретто советского поэта Николая Асеева, сохранившиеся в виде незавершенных циклов оперных эпизодов, были подготовлены к исполнению силами солистов Центра оперного пения Галины Вишневской. Если «Игроки» — партитура, в общем-то, так или иначе имевшая редкие случаи своей театрально-концертной востребованности, то название «Большая молния» в последнее время устойчиво ассоциируется с одноименным пастиччо Первой студии «Геликон-Оперы»: в нем звучала музыка не только дошедших до нас номеров этого опуса Шостаковича, но и другая музыка композитора. Никаких сведений о работе композитора над оперой «Большая молния» не сохранилось. Более того, долгое время считалось, что он вообще не приступал к сочинению оперы на это либретто, пока в 1980 году Геннадий Рождественский не обнаружил ее авторские рукописи — партитуру и клавир первых девяти номеров. В 2006 году, в год 100-летия Шостаковича, «Игроки» и «Большая молния» (последняя — в виде сюиты ее найденных оригинальных номеров) лишь единожды были совместно представлены в рамках программы Holland Festival в Амстердаме. Именно тогда к певцам-солистам из России присоединились зарубежные исполнительские коллективы — Хоровая капелла Амстердама и «Резиденц-оркестр» Гааги. Нынешний международный гастрольный тур, снова представивший эту же связку редко звучащих опусов композитора, также получил необходимую поддержку и личное одобрение Ирины Шостакович.
Московский концерт состоялся 22 октября на сцене Концертного зала имени Чайковского в рамках филармонического абонемента «Молодежные оркестры мира». В нем принял участие Симфонический оркестр Парижской консерватории, место за дирижерским пультом которого поочередно занимали российский дирижер Ярослав Ткаленко (в оперной части) и французский дирижер Александр Блок (в фортепианно-концертной). Другим коллективным участником программы стал Камерный хор Московской консерватории п/р Бориса Тевлина. В опусе Равеля солировала Йедам Ким, французская пианистка южнокорейского происхождения. Исполнение оперных партий целиком легло на «крепкие» плечи солистов Центра оперного пения Галины Вишневской («крепкие», ибо на слабых плечах «кровавую» мелодекламацию Шостаковича, основанную на общей изломанности вокальной линии, к которой тяготел практически весь музыкально-оперный ХХ век, просто не осилить!). Герои обоих опусов — сплошь персонажи мужские. В «Игроках» это тенор Олег Долгов (Ихарев), баритон Константин Бржинский (Утешительный), тенор Максим Сажин (Кругель), бас Руслан Розыев (Швохнев), бас Павел Сорокин (Алексей) и бас Юрий Зальцман (Гаврюшка). Те же самые певцы выходят и в «Большой молнии»: Максим Сажин (Егор, Томми, Тенор-соло), Павел Сорокин (Семен, Голос из рупора), Олег Долгов (Архитектор), Константин Бржинский (Управляющий), Юрий Зальцман (Майофель), Руслан Розыев (Бас-соло).
Монотонно-тягучая музыка «Игроков» заставила слушателей проделать большую «интеллектуальную работу» по ее восприятию. Это вам, к примеру, не «Сказки Гофмана» и не «Осуждение Фауста», не так давно представленные в этом же месяце на этой же сцене, для адекватного восприятия которых вполне достаточно было знать, если и не полный текст их либретто, то хотя бы его краткое изложение. Безусловно, все мы читали «Игроков» Гоголя, поэтому совершенно очевидно, что для такого психологически камерного и абсолютно «неоперного» сюжета, а также для такой жестко-изломанной музыкальной стилистики опуса Шостаковича, на первом месте должно быть «озвученное в пении» гоголевское слово. Тем более что композитор стал «сгоряча» писать оперу на дословный текст комедии Гоголя, что фактически и привело, по его же признанию, к творческому краху всего изначального замысла. Но, к большому сожалению, «вольное русское слово», которое композитор всё же успел положить на музыку, русскоязычная публика, находившаяся в зале, слышала не всегда, ибо дикция исполнителей оставляла желать лучшего. И я совершенно искренне позавидовал французским слушателям, не знающим русского языка: как ни странно, но именно по этой причине открывать редкого Шостаковича им было «куда гораздо легче», чем нам «освежать» либо дополнять свои знания о нем.
Другое дело — «Большая молния», выпуклые характеры персонажей которой — не кто иные, как легко узнаваемые утрированные типажи агитационно-памфлетного театра, ведь либретто советской эпохи, в сущности, и рассказывает о советской эпохе, однако в непременном ее идеологическом противопоставлении эпохе капиталистической. Целый ряд танцевально-симфонических эпизодов, которые отличала безудержная кафешантанность и ярко пародийное цитирование музыки Глиэра, Бетховена и русской народной песни «Во поле березка стояла» выдержана в «фирменной» буржуазно-нэпманской стилистике «Золотого века» (если иметь в виду версию либретто Гликмана — Григоровича). Оригинальное же либретто балета имеет пространственно-временную локализацию и фабулу, явно схожую с сюжетом единственной картины «Большой молнии», написанной Шостаковичем: теперь действие разворачивается в отеле враждебной капстраны, где ждут приезда рабочих из Страны Советов. Весь этот зажигательный кавардак-гротеск несостоявшейся советской комической оперы вызвал огромный энтузиазм слушателей, завершив вечер на однозначно мажорной, оптимистичной ноте. Остается сказать, что слушатели стали отчасти и зрителями, ибо представленный оперный «диптих», музыкально-импрессионистским «водоразделом» которого явился Концерт Равеля, был укомплектован еще и самым минимумом условного сценического реквизита, а солисты были одеты во вполне добротные театральные костюмы (режиссер — Михаил Полищук, художник — Андрей Климов).
И последний штрих: пианистка из Франции Йедам Ким предложила очень мягкое, очень вдумчиво-философское, на редкость приглушенно пастельное прочтение музыки Равеля, что по-своему было весьма интересно и необычно, однако яркой красоты пианистического звука этому невероятно яркому сочинению Равеля всё же недоставало. И, наконец, самое последнее: Симфонический оркестр Парижской консерватории — и в этом немалая заслуга двух его дирижеров (русского и французского) — звучал в этот вечер просто изумительно! Его высокопрофессиональная игра наполняла сердца слушателей чудесным упоением не только при исполнении «своего» хрестоматийного Равеля, но и «нашего» раритетного Шостаковича.