27 марта, в 83-й день рождения Мстислава Ростроповича, в Колонном зале Дома Союзов открылся 1-й Международный фестиваль «Неделя Ростроповича». Гостей, среди которых были супруга президента России Светлана Медведева и Наина Ельцина, встречала Галина Вишневская. В память о выдающемся музыканте на фестивале выступят Юрий Темирканов и Юрий Башмет, знаменитый баритон Сергей Лейферкус и молодой, но уже успешный дирижер Дмитрий Юровский.
И еще одна важная дата: минуло 20 лет с того дня, как Президиум Верховного Совета СССР издал указ об аннулировании постановлений о лишении гражданства Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской. Великим музыкантам вернули гражданство страны, которой оставалось жить немногим больше полутора лет. О фестивале, нынешней России и жизни без Ростроповича Галина Вишневская, которая по-прежнему очень много работает и остается в центре общественного внимания, рассказала обозревателю «Известий».
известия: В Баку уже состоялись три форума памяти Мстислава Леопольдовича. На ваш взгляд, что у них общего с московским фестивалем, а в чем различия?
Галина Вишневская: Фестивалями и здесь, и в Баку занимается наша старшая дочь Ольга. Ведет переговоры с артистами, спонсорами. Она молодец, у нее есть и обаяние, и менеджерская хватка. Она очень старается приглашать лучших из лучших. А хорошим артистам надо хорошо платить. Надеюсь, в Москве, как и в Баку, все будет замечательно. Спасибо, что идею обоих фестивалей поддерживают на самом высоком уровне и денег не жалеют.
и: Ольга возглавила Благотворительный фонд Мстислава Ростроповича, много помогает вам в Центре оперного пения. Как вам с ней работается?
Вишневская: Здорово! Я даже не ожидала. Оказалось, она очень хорошо чувствует природу артиста, распознает талант, видит его перспективу. Тонко понимает вокал, голос. На такие мелкие детали обращает внимание, какие часто даже для профессионального певца остаются незамеченными.
и: Это называется — гены…
Вишневская: Да, в нашем доме, естественно, атмосфера была музыкальная. И, конечно, обе наши дочери — и Оля, и Лена на мои спектакли всегда ходили, на концерты отца тоже.
и: Ольга занимается творческими делами, Елена — вашим медицинским фондом. Как вам кажется, сестры друг друга не ревнуют?
Вишневская: Есть такой момент. Но Ленка тоже занимается делом, которое она очень любит. И с большим пониманием и энергией. У нее грандиозные планы. Недавно ездила в Тверь. Там, кажется, с губернатором говорила — как можно помочь бездомным детям. Думаю, она была бы великолепным врачом. Зря я в свое время не отправила ее учиться в медицинский.
и: Вы часто себя критикуете?
Вишневская: Никто никогда не говорил мне больших гадостей, чем я сама.
и: Это помогало или мешало?
Вишневская: Помогало. Только не напоказ, а наедине с собой. Надо все себе высказать и проанализировать.
и: А за что чаще всего Вишневской достается от Вишневской?
Вишневская: Да за любую мелочь. Если хотя бы одна моя нота во время спектакля показалась мне недостаточно красивой. При том что я никогда не позволяла себе выносить на сцену партии, которые не были отточены до последнего миллиметра. В пении первым номером идет не голос, а вокальная техника. Голос без техники — ничто, ты ноль на сцене. А невыдающийся голос, обладающий техникой, может достичь великолепных высот в исполнительстве. И сегодня я всегда найду, за что себя поругать…
и: Как бы вы охарактеризовали свою сегодняшнюю московскую жизнь?
Вишневская: Трудно ответить. Столько всего противоречивого происходит. Я вижу массу перемен, могу сравнивать. Я приехала, был 90-й год. Впечатления тогда были, конечно, ярче, чем сегодня…
и: Что сильнее всего поразило?
Вишневская: Поразила тотальная депрессия страны. Грязь, пустые прилавки магазинов, где только рога и копыта лежат на какой-то бумажке. И опилки на полу, как в конюшне. Тогда еще открылся «Макдоналдс» на Тверской улице, и очередь стояла, по-моему, от Кремля. Ужас какой-то! Бюстгальтерами, платками пуховыми — чем только тогда не торговали прямо на главных улицах Москвы и Ленинграда. Стояли мужики молодые и дер-жали эти бюстгальтеры страшного вида. Картина чудовищная… Но время идет быстро. Сначала, снова получив гражданство после изгнания, ездила я не так часто. А теперь живу в Москве, здесь моя школа. И мне странно, когда я порой слышу по телевидению от правозащитников или, как их раньше называли, диссидентов рассказы, что, мол, раньше было лучше. Чем лучше-то?! Что могло быть хуже того, что я увидела в 90-м году? Это же был страх, позор!..
и: Зато сегодня большинство людей одержимы лишь культом денег…
Вишневская: А какой стимул может быть у людей, если не деньги? В Большом театре стимул был какой? Получить звание народной артистки Советского Союза. Тогда автоматически полагалась кремлевская поликлиника, например. И прочие привилегии. А сегодня я заработаю денег и пойду в любую больницу, если мне понадобится. И куплю все, что мне нужно. Не надо доставать с боем ботинки на зиму или кусок мяса на обед. В Большом театре ко всем праздникам давали пайки, которые заказами называли. Килограмм гречки, банка крабов, баночка красной икры, палтус или севрюга копченая, полбатона хорошей колбасы и так далее. Или помню, иду с репетиции в буфет, а мне буфетчица вполголоса: «Галина Павловна, вам нужна вырезка?» И откуда-то из загашника мне вытаскивала хороший кусок мяса. Все эти привилегии — ужасная вещь, унизительная. Заработай, получи по своему труду и купи. В России я дома. Никогда не теряла это ощущение. Даже когда на протяжении шестнадцати лет моталась по миру
и: Вы за это время ни разу не пожалели, что вернулись?
Вишневская: О чем жалеть? Я здесь дома. Я никогда не теряла это ощущение. Даже когда на протяжении 16 лет моталась по миру, не приезжая сюда. Я всегда была русской женщиной и осталась такой. Я, Галина Павловна Иванова в девичестве, почетная гражданка города Кронштадта, награжденная медалью «За оборону Ленинграда», чем очень горжусь. Это моя самая великая награда среди всего, что я имею, а имею я много. В том числе французский орден Почетного легиона. Но самая главная для меня — «За оборону Ленинграда». И Россия — мой дом, моя земля. Здесь мой народ, я такая же, как все. С такими же прибамбасами, как все. Не отрекаюсь.
и: Каковы, на ваш взгляд, главные прибамбасы у русского народа?
Вишневская: Мы сначала делаем, потом думаем. А уже поздно, дело сделано, надо все переделывать. Так вся жизнь проходит. В этом, наверное, наша загадка и наше обаяние. До сих пор никто не может разобраться, что такое русский человек.
и: Если судить о молодых по тем студентам, что приходят в вашу школу, каким вам кажется новое поколение?
Вишневская: Мы, конечно, стараемся отобрать лучших. Но ведь чтобы молодой человек, даже очень талантливый, захотел стремиться к чему-то высокому, надо массу сил к этому приложить. А когда детство проходит в подворотнях, ребенок курит марихуану или колется, чего можно ожидать, на что надеяться? Телефильм «Школа» нам все очень ясно продемонстрировал.
и: Вы смотрели этот фильм?
Вишневская: Смотрела. Страшное дело! Некоторые ругаются, что это преувеличение. Я так не думаю. Ужасно смотреть на это. К чему стремятся такие дети, уже подростки? Ведь 16-17 лет — это уже взрослый человек. Кто его перевоспитывать-то будет в таком возрасте? Колония только. Это очень серьезный вопрос. И беспризорники толпами по улицам шатаются, и, что с ними делать, никто не знает. Тоже огромная проблема национального масштаба.
и: При той картине, что вы описали, скоро в консерваториях учиться будет некому…
Вишневская: Сколько угодно допускаю. Останутся несколько малохольных, над которыми все будут только смеяться: наверное, дурачок какой-то, больной, если в консерваторию пошел. Над этим вопросом думать надо, когда только рождается человек.
и: Кто и что вам сегодня нравится в оперном театре?
Вишневская: Не знаю. Мне страшно сегодня бывать в театре, в опере. Бесцеремонно ставят классику — переносят время и место действия, искажают смысл всего. Уверена, это от бездарности. Но зачем, спрашивается, к театру подпускать такую воинствующую серость, которая издевается над шедеврами? Эти люди ненавидят оперу. Она им мешает. Вот они и изощряются, как только могут. Ведь создать новый образ старого сочинения очень трудно. Для этого надо быть огромным, конгениальным автору талантом. Мастером этого дела был Борис Александрович Покровский. Он потрясающе работал с артистами. В моей жизни никого подобного больше никогда не было… Я долго не умела включать магнитофон, наконец научилась. И когда у меня бывают свободные вечера, ставлю свои записи. Это совершенно другой мир. И мне становится понятно, почему меня так раздражает современное пение.
и: Почему?
Вишневская: В этом пении нет мечты, нет тайны.
и: Но таким вещам ни в одной консерватории не научат.
Вишневская: И меня этому никто не учил. У меня образование — семь классов. Потому что началась война, школы закрылись, блокада. А на сцену я поступила в 44-м году, мне было 17 лет. Сначала в оперетту, потом на эстраду. В 52-м году пришла в Большой театр. А консерваторию закончила уже будучи народной артисткой СССР. Меня Ростропович заставил.
и: Вы видели, как обустроена ваша коллекция под Петербургом в Константиновском дворце? Вам понравилось?
Вишневская: Видела на открытии. Не знаю, может, сейчас там немножко поменяли интерьер. Тогда мне показалось, что все не очень уютно устроено. Трудность в том, что эти вещи жили в квартире, а не собирались с научным подходом для музея. Картины, мебель, фарфор составляли единое целое. Там же все по разным залам разместили — красиво, но бездушно. Потерялось тепло. Но в музее невозможно, наверное, создать атмосферу дома.
и: В России с негодованием восприняли то, что вы продали, а не подарили коллекцию…
Вишневская: А почему меня выставили из родной страны с двумя детьми после тридцати лет карьеры без копейки в кармане? И никого не волновало, как в 47 лет мне начинать жизнь на чужбине? И мне, и Ростроповичу. Детей надо было учить, помещать в пансион и вообще быт с нуля организовывать, за все платить. Это хорошо, что судьба так сложилась, Бог миловал, мы были здоровы и могли работать. Особенно Ростропович. Я должна была режим соблюдать, количество выступлений брать ограниченное. А Слава играл чуть ли не каждый день.
и: Что будет с той частью коллекции, что вы не стали продавать?
Вишневская: Пусть останется дома как память. Там вещи, которые много для меня значат. Что-то мы вместе со Славой покупали, с этими предметами связаны какие-то наши личные истории.
и: Чего вы сегодня желаете себе в первую очередь?
Вишневская: Здоровья. А кроме здоровья, ничего. Обычно людям хочется того, чего нельзя или не можешь. Я перебираю, чего бы я не могла? Да все могу. Работать могу, и ученики мои делают успехи. И это сегодня для меня самое главное.